Житие патриарха Никона ч.10

Утром же, то есть в воскресенье, второго декабря, в первую четверть первого часа дня пришли от царского величества и от вселенских патриархов , и от всего освященного собора посланные Арсений, архиепископ Псковский, Александр, епископ Вятский, архимандрит Суздальский Павел и Ярославский архимандрит Сергий, и иные прочие священники. И вошли по обычаю и по молитве сели и немного беседовали с патриархом. После же этого встали и начали говорить святейшему патриарху, что Царское Величество и святейшие ВСеленские патриархи и весь освященный собор призывают тебя на собор.

Патриарх же Никон сказал: "Я готов." И немедленно хотел идти, повелел некоему монаху чтецу именем Марку нести перед собой крест Господень. Увидев , что он хочет на собор идти с крестом, как патриарх, посланные стали удерживать его и говорить ему, что недостоин ты идти на этот собор с крестом, поскольку собор не инославных, но православных.

А святейший патриарх Никона стал им говорить от Божественного Писания о силе и победе святого животворящего Креста. Они же его не слушали и настаивали, чтобы шел патриарх без креста. Святейший же патриарх напротив , настаивал на своем и без честного креста идти не хотел. Тогда послали вестника к царю на собор, что Никон идет на собор с крестом и без креста идти не хочет. Оттуда снова пришли гонцы с повелением настоятельно требовать от него , чтобы шел без креста. И так препираясь, вышли понемногу из внутренней кельи в переднюю, и посланные наседали на него неизменяя речи, чтобы оставил крест и шел без него. Так он прошел сени и верхнее крыльцо , наконец на нижнем крыльце совсем ему путь загородили и с великой настойчивостью требовали отдать крест. Святейший же патриарх не подвигнулся нимало в своем намерении , но отвечал им от Божественного Писания что Дух давал ему. Скороходы же то к собору то от собора беспрестанно туда сюда сновали. Так прошло много времени. Поняв же, что не могут его одолеть, прислали с собора иных гонцов разрешая ему идти на собор с крестом, если так уж хочет.

Святейший патриарх Никон сел в свои сани, из которых приехал из обители, и пошел на собор с преднесением Честнаго Креста Господня. От двора же, где был Никон даже до церкви Благовещения, которая наверху,  весь Кремль был забит народом так, что едва-едва по оставленной дорожке мог пройти один человек. Когда же патриарх дошел до собора, шла литургия и были открыты южные двери. И захотел войти в святую церковь. И тогда прямо перед ним эти двери затворили. Увидев это, он молча поклонился перед закрытыми вратами вернулся и сел в свои сани. Потом дошли до церкви Благовещения и там стояли сани вселенских патриархов, украшенные всячески , в них было впряжено по два коня, обвешанных соболями.Сани святейшего патриарха, малые и плохие, поставили около тех саней. И так святейший патриарх Никон взошел на паперть церкви Благовещения, и там тоже пели литургию. И стоило ему дойти до церковных дверей, как тут же перед ним двери затворили, как и в соборе. И тогда он пошел дальше к дверям столовой палаты, в которой был собор. Когда он приближался к палате, двери ее были настежь открыты. Когда же он подошел к ним, и их перед его лицом закрыли. И там он стоял чуть меньше часа, а на соборе тем временем договорились, что когда патриарх Никон войдет на собор, чтобы никто не вставал, но всем сидеть.  Наконец, открыли двери, и святейший патриарх Никон вошел на собор в преднесении креста.

О СОБОРЕ НА ПАТРИАРХА НИКОНА.

Благочестивый Царь и все бывшие с ним , хотя и не хотели вставать, но увидев грядущий Честный Крест Господень, и нехотя встали. Царь же хоть и встал, но с трона не сошел и остался стоять на высоких ступенях. Справа от трона было устроено два украшенных места, в которых стояли вселенские патриархи. Перед ними стоял стол, на котором лежал шитый золотом ковер, а на ковре стоял серебряный позолоченый ковчег и лежали книги.

Патриарх Никон вошел в палату, шествуя за Крестом, прошел через всех и дошел до престола царского и мест вселенских патриархов.И начал говорить молитву "Владыко многомилостиве". Когда же он ее закончил, то отдал жезл из рук своих чтецу своему монаху Серафиму , сам же подошел к царскому трону и три раза поклонился царю, как был обычай. Царь же стоял на высоком месте прямо перед ним и отвечал на его поклоны едва преклонением головы. Потом святейший патриарх поклонился вселенским патриархам, потом повернулся на противоположную сторону, где стояли архиереи, поклонился им, также и на ту сторону, где стояли царские сановники и царский духовник.

Потом снова взял в руки свой посох. А Честный крест, который несли перед ним, несший его монах поставил в углу справа от царского престола. Тогда царь показал рукой на лавку справа от трона и чуть двигая губами еле слышно повелел патриарху Никону сесть. Патриарх же громко отвечал:"Где прикажешь,царь, там и сядем. Царь же снова показал на то же самое место и повелел сесть. Стояла же лавка эта в углу и не было на ней ничего, положенного для архиерея - ни возглавия, ни подножия. Увидев это, патриарх обернулся и посмотрел вокруг себя, а потом громогласно сказал:"Благочестивый царь! Не знал я твоего намерения и места на котором сидеть с собой не принес, а то место, которое здесь наше - и то занято. Но скажи - зачем нас призвал на собранное тобой соборище?

Монах же, видя, что святейший не сел, снова взял крест с угла и стал перед лицом царя с крестом возле стола, за которым сидели вселенские патриархи. Видя, что патриарх не сел и услышав его слова, царь спустился по ступеням с трона своего и остановился у конца стола, стоящего перед вселенскими патриархами и сказал:

"Святейшие патриархи! Судите меня с этим человеком, который раньше был нам истинный пастырь, пас нас и люди Божии праведно, как Моисей водительствовал сынов Израилевых..." - и подобная сим много сказал царь ублажительных слов.- "сейчас же не знаем, что с ним случилось, что оставил и город этот и паству свою и ушел в построенный им Воскресенский монастырь, и там живет. Живя же там, не знаю по какой причине, неких от архиереев и от царского нашего синклита многих предает проклятию.Об этом всем ваше пастырство пусть рассудит. Поскольку для этого я вас и позвал сюда. "

Тогда вселенские патриархи через толмача своего , некоего архимандрита Дионисия, спросили патриарха Никона, что он может возразить на слова царя.  Никон же смело рассказал все подробно - как он ушел в Воскресенский монастырь, и почему виновных предавал проклятию.

Тогда царь сказал:"Этот же патриарх Никон писал в Царьград к святейшему патриарху Дионисию грамоту вот эту, обличая нас и оглашая в разных делах и словах". Патриарх же отвечал: "Да, я писал эту грамоту, потому что святейший патриарх вселенский брат мне старший православный и если не от него мне разрешение недоумений принимать, то от кого же ?"

На этом речи патриархов и царя закончились и вступили угодники и подстрекатели, а лучше сказать - клеветники на святейшего патриарха Никона- Павел митрополит Сарский, Иларион митрополит Рязанский и Мефодий епископ Мстиславский и начали с дерзостью провозглашать свою клевету и громкими голосами один одно, другой другое кричать, друг друга перебивая и противореча, так что уже совершенно всем очевидно было, что они напраслину возводят, так что вселенские патриархи пришли в смущение и сказали патриарху Никону, чтобы возвращался пока к себе, а утром чтобы снова пришел, а грамоту, которую ты посылал к святейшему патриарху Дионисию, завтра перед всеми прочтем.

И так Никон отошел на свой двор и стали служить часы. Все же бывшие с ним были голодные, ибо третий день уже ничего не ели. Видев это , патриарх сжалился и сказав: "Да не умрут с голоду", послал некоего из стражей , охранявших двор, к старшему их сотнику, чтобы пошел к благочестивому царю и возвестил, что святейший патриарх и его люди с голоду истаивают, чтобы повелел царь дать свободу приходить и уходить со двора и нужное с собой приносить. Сотник это все слышал, но от страха перед наказанием, не посмел отлучиться и никуда не пошел. Святейший патриарх впал в большую скорбь и опечалился не столько о себе, потому что еще с Соловков привык к строгому и жестокому посту, сколько о бывших с ним братьев, сам забрался на крышу и во весь голос закричал, чтобы слышали все стерегущии его воины и сотники, а их было до тысячи человек, чтобы возвестили благочестивому царю , что патриарх Никон и прочие с ним от голода умирают. Тогда один из сотников то ли от жалости, то ли от стыда пошел наверх и возвестил об этом начальствующему у них полковнику. Тот пошел и возвестил ближним боярам, и так дошло до слуха и самого царя. Он же , услышав это , немедленно повелел отпустить со своего царского двора множество еды и питья на возах. С посланным от него продовольствием пришли к патриарху с дворов царских кормового и сытного два подьячих , и о том возвестили святейшему патриарху. Он же повелел представить их перед ним. Они вошли и сделали поклон, но ничего не сказали. Только вручили патриарху два письма, то есть перечень - один с пищей, второй - с питьем, присланными с ними. Святейший же патриарх письма не взял , а стал спрашивать:"Откуда вы и что это такое?"Они же ничего ему не отвечали, а только совали в руку письма. Наконец, едва сказали, что прислали их начальники, то есть ключники царские.

Услышав это патриарх сказал:"Верните все это к пославшему вас и скажите ему: Никон этого не просил. Потому что писано, лучше есть траву с любовью, чем тельца упитанного с враждой. Я этого у царя никогда не просил и не требовал. Я просил его всего лишь, чтобы повелел дать нам свободно входить и выходить со двора. И много другого от Божественного Писания говорил им. И так отправил их обратно со всем привезенным.

Они же передали все это дворецкому царя,  а тот - самому государю. Царь услышав это, огорчился, и даже пришел в гнев. И немедленно пошел к вселенским патриархам и все это им рассказал, словно жалуясь на Никона.

Вечером пришло повеление от царя и дана была свобода входить и выходить со двора. Но только людям патриарха. А посторонним нельзя было и приблизиться ко двору. И тогда послали на Воскресенское подворье и оттуда все потребное для еды и питья взяли и приготовили ужин и ели и насытились и благодарили Бога, что не допустил их умереть с голоду, а потом в свое время отпели вечернее славословие и утреню и часы по обычаю.

О ВТОРОМ ПРИЗВАНИИ ПАТРИАРХА НА СОБОР.

Утром же третьего декабря в понедельник, снова пришли первые зватели - архиепископ Арсений и прочие, опять звали на Собор. Он же опять пошел по прежнему обычаю - с преднесением Креста перед ним.И так же, как и раньше сотворил перед царем и молитву, и поклоны и прочее. После вводных слов начали зачитывать грамоту,которую патриарх Никон писал Константинопольскому патриарху Дионисию. Прочитали же грамоту не всю подряд, но только те слова, которые им было угодно.

И дошли до слов в той грамоте, что многие от царя из-за святейшего патриарха Никона в разные места были заточены один там, другой там. Из них же Афанасий митрополит Иконийский и Каппадокийский, который был прислан в царствующий город Москву благочестивейшему царю от вселенского патриарха Константинопольского с письмом, поддерживающим патриарха Никона. И за то он был заточен в Симонов монастырь.

Когда же прочитали это, царь вскочил, прекратил чтение и сказал патриарху Никону:
- Ты знаешь ли в лицо этого Афанасия?

Тот отвечал:
- Нет, не знаю.

Тогда царь позвал из среды архиереев Афанасия . Афанасий же подошел к царю. Тогда царь, показывая рукой на Афанасия, сказал Никону:
- Вот твой Афанасий.

Увидев его, патриарх Никон сказал:
- Благословен этот человек Богом и нами.

И тогда Афанасий отступил и вернулся на свое место.
(этого Афанасия царь привез из ссылки на собор. после осуждения Никона ничтоже сумняся отправили его еще в дальнейшую ссылку - на Север -Ορθ.).

И снова стали читать грамоту. Все же архиереи и царские сановники безмолвствовали и тихо стояли на своих местах. Но Павел,Иларион и Мефодий  словно звери дикие скакали вокруг патриарха Никона , прерывая чтение громкими возгласами и криками бесчинными.

Царь, увидев, что кроме этих троих никто не поддерживает его сторону, воскликнул громким голосом:
- Бояре! Бояре! Что же вы молчите и ничего не говорите, и меня предаете?! Или я вам уже ненадобен?
Услышав эти слова, все пришли в великий страх и словно на бой поднявшись, сошли со своих мест и словно что-то хотели сказать, но опять никто ничего не сказал. Только князь Юрий Долгорукий, угождая царю, сказал нечто малое в поддержку царя , а патриарха уничижил.

Видев царь, что от всех своих бояр во всем очень мало помощи себе находит, очень опечалился и снова на трон  сел. И сказал ему святейший патриарх:
- Царь! Всех этих предстоящих перед тобой и собранных на этот собор ты девять лет всячески вразумлял и учил и готовил на день этот , чтобы на нас  наговорили. но вот, видишь как получилось? Не только что сказать не смогли, но даже рта раскрыть. Не всуе ли поучишася тщетным? Но я тебе , царь, совет даю. Если ты повелишь им на нас кидать камни, они немедленно исполнят.  А если обвинить в чем - если и еще девять лет будешь их учить,  и тогда ничего не добьешься.

Услышав это, царь пришел в великий гнев и опустил лицо на руки на многое время. Потом же встал. Был же на том соборе муж честен именем Лазарь  по прозванию Баранович, епископ Черниговский , он был муж благ, кроток, очень ученый и в философии силен. И он стоял среди прочих архиереев. Его и позвал Царь и сказал:
-Лазарь! Ты что молчишь?И ничего не говоришь? И почему ты меня выдаешь в этом деле? Я на тебя очень надеялся!
Епископ Лазарь же выйдя мало из среды архиереев, скрестил руки на груди и склонив голову, перед всеми сказал:
- О благочестивый царь! Как мне правду оклеветать или противиться Богу?
И сказав это, снова на свое место встал.

Царь, не находя ни в ком помощи, метался в ярости. А этого епископа Лазаря еще до прихода святейшего патриарха на Собор царь особо пригласил к себе и говорил:
- О епископ! Ты хоть патриарха Никона не знаешь и не видел, но должен был слышать, что он человек яростный и нетерпимый, умоляю же тебя о том, что когда он будет призван на этот собор, постарайся во всем мне помогать.
Лазарь же отвечал:
- О царь! Если бы какая неправда патриарха Никона в словах или делах найдется, не смолчу.

Поэтому и вызвал его царь сейчас, и ответ такой получил. Но от него не было ему помощи.

Прошел час, а царь все сидел на троне и молча размышлял, скрестив пальцы перед подбородком и словно замкнув свои уста. Потом вдруг встал и подошел к патриарху Никону и взял в руку четки, которые тот перебирал, и сказал ему очень тихо, так что не слышал никто, кроме стоящих рядом с патриархом монахов:
О святейший патриарῑе! Что ты сделал такую вещь, полагая на меня великий позор и бесчестишь меня?
Никон же тихо спросил:
-Как?
Царь же сказал:

-Когда ты ехал из обители своей сюда, то ты сначала постился, и исповедался и елеосвящением освятился, и святую литургию потом отслужил, как будто на смерть готовился. И это мне великий позор.

Царь же клятвами утверждал :
--Святой Божий! Не только мне полагаемое тобой и сказанное здесь сделать, но и мыслить не могу из-за многие и неисчислимые твои благодеяния дому моему Царице и чадам, во время смертоносной язвы, в 7162 и 163 годах, и когда я был в походе на Смоленск и в иных враждебных городах , тогда ты старался и трудился , и покрывал мой дом, как курица птенцов и с ними переходил с места на место в поисках спокойного места и благорастворенного воздуха, и от безвременной смерти ради твоих молитв и трудов всемилостивейший Бог дом мой сохранил весь, как зеницу ока. И мне ли за эти благодеяния воздать зло? Нет, не могу этого и помыслить.
И при этом заклял себя некими страшными клятвами.

Царь же сказал опять святейшему патриарху:
-Но вот от тебя мне великий позор, что ты писал к вселенскому патриарху Дионисию, всячески укоряя нас.

Никон же отвечал ему:
--Не я тебя опозорил, царь, а ты себя опозорил намного больше. Я писал к брату своему духовному господину Дионисию духовно и втайне, а ты все свои тайные дела обличил не только перед всеми подданными, но еще и перед иностранцами, тобой же собранными от всех концов вселенной. Поэтому ты себя опозорил и обличил в много раз сильнее, чем я, который рассказал втайне только тому, кому крайне нужно было и то для духовного совета.

И начал царь говорить патриарху мирные слова , как бы им эту вражду прекратить. Никон же отвечал :
-Доброе и блаженное дело , о царь, ты начал. Если довершишь его. Однако знай,что не будет от тебя так. Потому что гнев твой, начатый на нас, требует получить конец.

Поговорив так, они снова разделились, а тем временем все продолжали читать грамоту.

Среди же беседы тихой сказал патриарх царю:
--В чем твоя правда, когда я шел в царствующий град Москву и по нашему велению шел перед нами поддияк Иоанн, нарицаемый Шушерин , неся святый и животворящий Крест Господень, и тот Иоанн был воспитан при наших ногах.  И когда мы приблизились к назначенному тобой двору, тогда повелением твоим тот Иоанн схвачен был немилостиво воинами и едва святый крест едва успели мы схватить , а что с тем Иоанном - жив ли или по твоему повелению умучен - не знаем до сих пор."

Царь же отвечал, что понятия не имеет о чем речь, только что тот детина с крестом ехал не спереди, а сзади, и что он был виноват и в других преступлениях. Услышал же это стоявший с крестом монах Марк и сказал словно сам себе:
--А это уже, царь, совершенная ложь.
Царь же услышав это, изменился в лице и с бешенством на этого монаха посмотрел и с гневом сказал:
--Монах! А тебя кто спрашивает и кто с тобой разговаривает?
И этот монах от этого страшного царского ответа сильно испугался, ибо был совсем молод и решил, что его прямо с собора схватят и отправят в темницу. И так стоял этот монах частью от страха , частью от размышления о том, что это такое происходит, бледный и перепуганный, с опущенной головой.

И вдруг архидиакон вселенских патриархов именем Анастасий , стоявший при креслах патриархов, встал перед царем и патриархами , сделал три крестных поклона перед святыми иконами , потом царю и патриархам . Потом подошел к Марку и хотел взять у него крест, видя, что тот в плохом состоянии, хотел встать вместо него. Тот же, подняв голову, и видя, что архидиакон пытается взять у него из рук крест, закричал патриарху:"Святейший патриарше! Оружие наше у нас отбирают!" А тот в то время повернулся к царским сановникам и с ними о чем-то разговаривал. Услышав же крик Марка, патриарх обернулся и видя, что архидиакон пытается взять крест, сказал:
- Воля Господня да будет. Если повелят и последнюю ризу отобрать, или иное что и большее сделают, не имеем против этого ропота, но все с радостью перетерпим во имя Господне.

и многое иное что от Божественного Писания добавил. И повелел патриарх Никон отдать крест.

Архидиакон же взял крест и стал с ним между двух жезлов вселенских патриархов слева от их кресел.

Наконец закончили читать грамоту писанную святейшим патриархом Никоном. И тогда сказали ему, чтобы опять пошел на назначенный ему двор. И так святейший из палаты той вышел. Повелением же царским проводили его даже до самого двора с факелами , потому что уже прошел третий час ночи. Уже будучи дома, он сказал бывшим с ним братьям:" Дети мои! Слышали ли вы в прошедший день на этом соборе царские слова,которые сказал с клятвой, что никакого зла нам не сделает? Вот, вы увидите, что будет нам от него. Ибо готовятся для нас великие скорби и нестерпимые тяготы".

И так прожил святейший патриарх Никон на том дворе до 12 декабря, грамоту же эту, посланную от Никона к вселенскому патриарху Дионисию,которую читали на соборе, писал по-гречески  некто в обители Воскресенской грек из греческих стран именем Димитрий. Этот грек пришел вместе с патриархом и на собори пребывал на этом подворье и выходил со двора без всякого страха. Один раз, когда он ушел, прислал царь к патриарху некоего дьяка с поручением этого грека Димитрия передать в руки дьяка по повелению царя. Святейший же патриарх отвечал:"Этот человек хоть с нами из обители досюда пришел, однако сейчас его здесь нет".  Они же сказали ему:"Если где его найдем, то схватим по повелению царя". Патриарх сказал:"Если бы вы были нашими служителями, то творили бы волю нашу, а теперь делайте то, что хотите". И так ушли они.

Димтирий же грек, не подозревая об этом, гулял по городу и внезапно был схвачен воинами и отведен ими в некоторые палаты, называвшиеся Набережными близ царского дома. И сидя там под стражей, из-за страха царя, взял нож, ударил им себя и так испустил дух.