Причем
ppetrovichh в комментариях привел другую книгу с таким же названием , и идентичным содержанием, разница только в стихотворной и прозаической формах.Я сказал, что это два разные книги , но это не совсем так.
На самом деле, приведенный в посте мной стихотворный текст принадлежит "Зерцалу" авторства архиепископа Московского Амвросия Зертис-Каменского - того самого, который был убит чернью во время чумного московского бунта.
Это архиепископ Амвросий сделал стихотворное переложение иной книги , которую привел
ppetrovichh и которая является неким оригиналом.И вот у нее очень интересный автор.
Чья жизнь - одновременно непрекращающиеся страдания с момента рождения.
И одновременно - почти кричащие действия Промысла Божия.
Звали его Адам Селлий .
Родился он в Шлезвиге , который тогда принадлежал Дании. Адам был совершенно сто процентным лютеранином и инвалидом от рождения - у него была неизлечимая нервная болезнь , благодаря которой он заикался так, что никто не мог понять , что он говорит. Тем не менее, благодаря тяжелейшим усилиям и работе над собой он получил 3 (ТРИ) высших образования медицинское, богословское и ... филологическое - в Йенском и Копенгагенском университетах.
Да, инвалид-заика. Высшее филологическое.Учителем богословия (лютеранского, конечно) у него был знаменитый Буддей - по крайней мере сам Адам Селлий называл его своим учителем.
И чем больше он учился у протестантов, тем меньше ему нравился протестантизм. В результате он совершенно охладел к вере и занялся филологией .
Сдать экзамен на профессора медицины он не смог из-за своей болезни - его даже не допустили к экзаменам.
Оставшись совершенно один после смерти всех родных, он внезапно едет в Санкт-Петербург - предполагают, что по приглашению кого-то из Академии Наук, но остается без места, поскольку сильно не понравился Шумахеру.
И нищий иностранец, при этом больной, один как перст на свете , в далекой непонятной стране, едва-едва могущий сложить по-русски два слова - при том, что и по датски в Дании его почти никто не понимал - остался совершенно не удел.
Казалось бы один путь - вешайся.
Но это не путь Промысла.
Чтобы хоть как-то прожить, он начал учить русский язык - сначала, чтобы найти место гувернера или приходящего учителя.
Затем ему стало любопытно. И он стал искать русские книги.
Которые были по большей части духовного - православного и исторического содержания.
А между тем Феофан Прокопович добивал остатки школы братьев Лихудов.
По той же схеме, что и сейчас "оптимизировали" Сретенскую семинарию - Типографскую школу Лихудов перевели в Славяно-греко-латинскую академию, а одного из профессоров - Афанасия Скиаду - за бунт против оптимизации - сократили. Ему нашлось место в школе при Александро-Невской Лавре - будущей СПбДС , но через три года Феофан настиг его и там. Правда,вместе с ним разрушилась и СПбДС .
Чтобы спасти ее остатки , ректор архимандрит Петр начал искать учителей по Москве и Петербургу
И никого не нашел.
Кроме никому не нужного косноязычного полунищего . Адама Селлия.
Причем подвернулся он ректору уникальным и неповторимым образом.
Это был разгар войны Феофана Прокоповича с блаженной памяти Стефаном Яворским - вернее, с великой книгой последнего "Камень Веры".
Феофан, как известно, написал опровержение на нее под названием "Молоток на Камень веры" - но подписался не своим именем, а именем лютеранина Буддея.
Конечно. И тут обнаружилось, что в Петербурге находится ученик Буддея .
В пылу священного холивара Феофан Прокопович назначил датского лютеранина Адама Селлия проректором по учебной части в православной духовной семинарии при Александро-Невской Лавре.
Тут бы и конец им обоим .
Но удивительная забота Промысла об этом никому не нужном - разве что случайно - человеке - продолжается.
Ректора СПбДА архимандрита Петра рукополагают в архиерея Белгорода, и приезжает новый ректор - со своей командой (в составе которой был будущий архиепкископ Амвросий Зертис Каменский) . В которой места Адаму, естественно, не нашлось. Впрочем, это и не предосудительно.
И Селлий опять без работы и никому не нужен - и его приглашают в Москву - не работать, а пожить у протестантского пастора Ньюбауэра. Имеющий давнее увлечение историей, вместо истории Германии Адам начинает уже всерьез заниматься российской историей. И лютеранин с головой ушел в православную духовную литературу, в основном, в церковно-историческую - в первую очередь сочинения преподобного Нестора Летописца- Житие Бориса и Глеба "Повесть временных лет". Приехав, по его собственным словам, в Москву за "российскими древностями" , он в их поисках знакомится с некоторыми настоятелями московских монастырей и учеными монахами, так что по его собственному письму, больше времени жил в монастырях чем дома.
Историческими занятиями его жизнь не исчерпывается - темные и забитые русские монахи, не ведающие величия и света протестантских богословских университетов , оказалось, знают о лютеранстве больше лютеранина . И в беседах с ними он, фактически, профессор и выпускник лучших университетов Европы, вдруг обнаруживает , что не православие - темное невежественное учение, а лютеранство - гнилое сверху донизу. И он уже старается не превосходство лютеранства доказывать, а близость его к Церкви - в частности, при помощи "Об истинном христианстве" Иоанна Арндта. А тем временем , он не вылезает из библиотек монастырей, чтобы написать историю Русской Церкви. Амвросий (Зертис-Каменский) писал, что Селлий для самого себя собрал много разных российских старинных харатейных летописцев, родословных, статейных списков посольств, разрядных росписей, откуда, как из «самородного источника», утолял жажду своего любопытства и «обогащался дражайшим сокровищем российских древностей» .
Это было единственное , чем он обогащался. Он оставался фактически нищим , и кормили и поили его исключительно в русских монастырях.
Все пять лет.
Это очень важно.
Затем он снова вернулся в Петербург где попытался получить место переводчика при датском посольстве.
Его не приняли.
В Академию - просит место переводчика.
Не приняли.
Наконец, его принимает к себе известный Лесток. На весьма специфических условиях.
Секретарь датского посольства Йохан Кёфоэд несколько раз давал Селлию в долг, в результате к осени 1744 г. Селлий был должен секретарю 125 рублей, помимо иных своих долгов. Летом 1744 г. Кёфоэд был отозван из Петербурга и передал долговые обязательства Селлия своему преемнику Маттеусу Йенссену.
Йенссен предложил Адаму обратиться к графу Лестоку за получением денег на уплату долга, на что Селлий отвечал ему, что не может так поступить. Граф посмеётся над ним, между ними не было никакого контракта и граф формально ничего ему не должен за оказанные услуги.
Это единоплеменники .
Единоверцы.
Европейски просвещенные.
Гуманисты.
всем на него было плевать.
А сколько задолжал Селлий московским монастырям, которые поили и кормили его? давали ему приют и даже кров пять лет и давали доступ к своим сокровищницам?
Впрочем, Лесток недолго был гуманистическим обдиралой Селлия.
Его вместе с Шетарди за заговор против Елисаветы выгнали со двора.
При этом кормили и поили , Селлия , работавшего на Лестока переводчиком без контракту , предоставляли кров и жилье опять монахи - на этот раз Александро-Невской Лавры "милостью двух дружественных прелатов Амвросия и Гавриила" .
И вот, в 1744 году он подает прошение о том, чтобы его крестили , а после крещения просит пострига с именем преподобного Нестора.
И здесь мы видим две версии.
Одна - церковная . Со слов двух архиеерев - архиепископа Амвросия (Зертис-Каменского) и митрополита Евгения (Болховитинова)
"Селлий, углубившись, так сказать, в Российскую Церковную наипаче Историю, давно имел намерение и усыновить себя Российской Церкви;
но, по причине переменных обстоятельств жизни своей, не мог того исполнить до 1744 года, в котором уже совершенно на сие решился, и при обращении своем, из уважения к Преподобному Нестору, первому Летописателю Российскому, захотел назвать себя его именем. Чрез год постригся в Монашество, в коем наименован был Никодимом; а в 1746 г. скончался и погребен в Александро-Невском Монастыре.
Пред кончиною завещал он Духовному отцу своему, Префекту Амвросию (бывшему Архиепископом Московским), собрание свое Русских Летописей и иностранных книг, касающихся до России, причислить к Семинарской библиотеке, а Записки свои, также выписки из печатных и письменных книг сжечь. Но Духовник, в точности исполнив первое, не счел за долг исполнять последнего, и все его Записки, переплетши в книги числом больше пятнадцати, поставил в той же Александро-Невской Училищной библиотеке, где они и доныне обретаются. Между ними находится много таких старинных, хотя и простонародных тетрадок, коих в других местах сыскать трудно."
Вторая - безбожная - от Исторических Объективных Светил
"Из писем Селлия следует, что в 1744-45 гг. он находился в крайне стеснённых обстоятельствах. Он пишет, что ему негде приклонить голову и не на что жить, и что он живёт при Лавре исключительно милостью двух дружественных ему прелатов, очевидно, Амвросия и Гавриила. Эти факты, по мнению Хелка, указывают на исключительно практические мотивы присоединения Селлия к православию и принятия им монашеского сана [Helk 1982]. Действительно, возможность жить в Лавре Селлий, видимо, получил после того, как заявил о своих намерениях.
В своих письмах, пересыпанных латинизмами, идиомами, с претензией на каламбуры, и явными признаками иронии и самоиронии, Селлий открыто писал с некоторой иронией о
своих страданиях в монастыре – мол, поскольку в этом году наше поле пусто, мы должны по-христиански много поститься, – и далее извинялся за свой почерк, «очень порывистый».
Он обнаружил, что пост невыразимо строг, и хотя, чтобы изучить практику Русской Церкви, он все это готов вытерпеть, но испытывает сильный дискомфорт и видит, насколько это невозможно для неопытных людей. Селлий постоянно возвращается к рассуждениям о еде, приготовлению еды, вспоминает обеды у Лестока и в посольстве. Он полагает, что ему могли бы тайно передать что-то из-за стен Лавры, но он не хочет потерять репутацию и предпочитает терпеть. Вероятно, это приключение крайне негативно сказалось на состоянии здоровья Селлия, которое явно не было блестящим.
Хелк полагает, что автор писем, совсем не похож на человека, сменившего вероисповедание и принимающего монашеский постриг из убеждений. Он разочарован
своими неудачными попытками найти покровителя или устроенную жизнь. Он в долгах, зависим от помощи других, а также крайне устал. Он старается говорить о своих трудностях спокойно, но с горькой иронией, едва ли не выходящей за пределы литературного этикета.
Будучи монахом, он надеется на спокойное будущее, видит себя историком, который хочет наблюдать и наблюдать за всем одновременно, он хочет посвятить себя исследованиям в покое монастыря, используя литературные сокровища монашеских библиотек"
Не правда ли - как ясно и четко вскрывают Светила подлинную действительность, прикрытую лицемерными елейными словами попов.
Пожалуй, в этом небольшом отрывке ярчайше показана сатанинская природа Объективного Научного Метода, который ради рационального объяснения готов на самое невменяемое безумие.
А именно, на утверждение, что Селлий, пять лет прожив в московских монастырях и неизвестное количество лет в Александро-Невской Лавре - не только прожив, но питаясь там, и близко будучи знаком с жизнью монахов, не знал, какая у монахов трапеза.
Что Селлий, пять лет будучи кормим монахами в Москве и много лет в Питере, продолжая питаться в той же самой трапезной после пострига вдруг испытал от нее сильный дискомфорт .
Что Селлий , находясь в крайне затруднительных материальных обстоятельствах, решил избавиться от них и получить спокойную сытую жизнь... став монахом, отрекшись от имущества и получив обязанность держать "нестерпимый" для него пост . При этом прекрасно зная обо всем этом перед постригом.
Эта чудовищная белиберда - причем высосанная из усмотренных Объективным Историческим Методом "признаков самоиронии в письмах" (о , какой научный метод!) - фактически сопровождается не просто пренебрежением к Селлию, но и хулой на него, как ренегата и изменника своим убеждением за кусок хлеба с маслом.
Который ему не только не дали, но и не обещали.
. При этом Селлий был настолько идиот, что стал ренегатом ради денег, крова и стола через монашеский постриг, который по умолчанию лишает денег, крова и стола.
Вы когда нибудь видели людей, которые предают ради того, чтобы сознательно ничего не получить, а все потерять?
Таки есть такая уникальняа личность - это сатана.
Этот "научный метод" - самоличный голос сатаны, который уродует и коверкает даже то, что нельзя изуродовать и исковеркать.
Только бесноватому могло прийти в голову, что человек постригся в монахи от того, что у него не удались поиски покровителя.
Это феноменальный бред - по самой жизни о.Никодима .
Он пять лет безвыходно сидел в монастырях Москвы, а не в приемных вельмож.
Это он так себе покровителей искал?
Как можно ТАК вывихнуть мозг себе и пытаться вывихнуть его читателям?
Истина же такова:
Человека, обладающего выдающимися способностями, но отвергнутого собственным народом и просвещенным человеческим сообществом - потому что он был одинокий нищий инвалид - Промысл Божий привел в русские монастыри, где его - иноверца и иностранца- приняли как родного. И даже больше - как учителя и ученого. А потом Бог принял его и в Селениях вечных, уже не только как православного христианина, но и как монаха.
И более всего в этой истории удивительна ясная и твердая Рука Божия, которая почти невыносимыми и непрекращающимися на протяжении всей жизни скорбями, нищетой , инвалидностью, одиночеством , не просто ввела избранного Своего в ограду Церкви и монашества , но и поставила его , как второго Нестора , во главу церковно-исторической науки - о каковой главе, что удивительно, студенты духовных школ не имеют ни малейшего представления.
Journal information