О том, что психическими расстройствами страдали Ван Гог и Камилла Клодель, вспоминается легко. А кому из российских деятелей искусства был поставлен тот же печальный диагноз? Нет, это не Кандинский или Филонов, гипнотизирующие своей живописью, а художники, чьи полотна подчас были вполне реалистичны.
(Продолжаю выкладывать в ЖЖ свои старые статьи).
МИХАИЛ ТАРАСОВИЧ МАРКОВ (1799–1835)


Этот позабытый ныне академический живописец в 1826 году был отправлен с младшим братом Алексеем, также художником, в пенсионерскую поездку по Италии. Братья жили в Риме несколько лет, пока 30-летний Михаил не заболел тяжелым психическим расстройством и, возможно, четыре года находился в психиатрической лечебнице. Алексей ухаживал за Михаилом и на свою академическую пенсию возил его по Европе. Но через три года тот все-таки умер. После этого его младший брат вернулся в Россию, где сделал отличную карьеру, в частности расписывал Исаакиевский собор и храм Христа Спасителя.
АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ ИВАНОВ (1806–1858)



Будущий автор «Явления Христа народу» прибыл в Италию 24-летним молодым человеком, выигравшим пенсионерскую поездку. В этих теплых краях он остался почти на всю свою жизнь, постоянно сопротивляясь приказам о возвращении. Больше 20 лет он упорно писал свое полотно, жил замкнуто, вел себя мрачно.
Среди русской диаспоры циркулировали слухи о его душевном нездоровье. Гоголь писал: «Угодно было некоторым провозгласить его сумасшедшим и распустить этот слух таким образом, чтобы он собственными ушами на всяком шагу мог его слышать». Друзья художника защищали его, утверждали, что это клевета. Например, граф Федор Толстой сообщал в своем рапорте, что художник Лев Киль после приезда императора в Италию «употребил все интриги, чтоб не допустить государя по мастерским наших художников, а особливо Иванова не терпит и выставляет сумасшедшим мистиком и успел уже надуть это в уши Орлова, Адлерберга и нашего посланника, с которым до гадости подличает, как везде и у всех».
Однако поведение Иванова ясно свидетельствует, что эти слухи все-таки имели под собой почву. Так, Александр Тургенев описал гнетущую сцену, когда вместе с Василием Боткиным они позвали как-то художника на обед:
«— Нет-с, нет-с, — твердил он, всё более бледнея и теряясь. — Я не пойду; там меня отравят. <…> Лицо Иванова приняло странное выражение, глаза его блуждали...
Мы с Боткиным переглянулись; ощущение невольного ужаса шевельнулось в нас обоих. <…>
— Вы итальянцев еще не знаете; это ужасный народ-с, и на это преловкие-с. Возьмет да из-за бортища фрака — вот эдаким манером щепотку бросит... и никто не заметит! Да меня везде отравливали, куда я ни ездил».
Иванов явно страдал манией преследования. Биограф художника Анна Цомакион пишет, что свойственная ему и раньше мнительность постепенно разрослась до угрожающих размеров: боясь отравы, он избегал обедать не только в ресторанах, но и у знакомых. Иванов готовил себе сам, брал воду из фонтана и порой питался одним хлебом и яйцами. Частые жестокие боли в желудке, причины которых он не знал, внушали ему уверенность в том, что кому-то периодически удается подсыпать ему яд.
АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ТЫРАНОВ (1808–1859)



Бывший иконописец, которого подобрал Венецианов и научил реалистической живописи, позже поступил в Академию художеств и получил золотую медаль. Из пенсионерской поездки в Италию он вернулся в 1843 году на грани нервного срыва, как говорят — из-за несчастной любви к итальянке-натурщице. И на следующий год попал в петербургскую психиатрическую больницу. Там его сумели привести в относительный порядок. Следующие несколько лет он провел на родине, в Бежецке, а потом снова работал в Петербурге. Скончался Тыранов от туберкулеза в 51 год.
ПИМЕН НИКИТИЧ ОРЛОВ (1812–1865)



Любители русского искусства XIX века помнят Пимена Орлова как неплохого портретиста, работавшего в манере Брюллова. Он успешно закончил Академию художеств и выиграл пенсионерскую поездку в Италию, куда и уехал в 1841 году. Ему неоднократно приказывали вернуться на родину, но Орлову прекрасно жилось в Риме. В 1862 году 50-летний Орлов, к тому моменту академик портретной живописи, заболел нервным расстройством. Русская миссия устроила его в лечебницу для душевнобольных в Риме. Через три года он умер в Риме.
АЛЕКСЕЙ ФИЛИППОВИЧ ЧЕРНЫШЕВ (1824–1863)



В 29 лет этот выходец из «солдатских детей» получил Большую золотую медаль и отправился на пенсию Академии художеств в Италию. Там проявились первые симптомы его болезни, которую в XIX веке называли размягчением мозга. Его нервное расстройство сопровождалось болезнью глаз, ревматическими болями, ухудшением зрения и, конечно, депрессией. Чернышев пытался лечиться в Австрии, Франции и Швейцарии, но положение его только ухудшалось. Через семь лет после отъезда он вернулся в Россию, причем его успехи все-таки были так велики, что Чернышев получил звание академика. Но деградация продолжалась, и в итоге его поместили в заведение Штейна для душевнобольных, где он умер через три года после возвращения в 39-летнем возрасте.
--------------(Продолжаю выкладывать в ЖЖ свои старые статьи).
МИХАИЛ ТАРАСОВИЧ МАРКОВ (1799–1835)
Этот позабытый ныне академический живописец в 1826 году был отправлен с младшим братом Алексеем, также художником, в пенсионерскую поездку по Италии. Братья жили в Риме несколько лет, пока 30-летний Михаил не заболел тяжелым психическим расстройством и, возможно, четыре года находился в психиатрической лечебнице. Алексей ухаживал за Михаилом и на свою академическую пенсию возил его по Европе. Но через три года тот все-таки умер. После этого его младший брат вернулся в Россию, где сделал отличную карьеру, в частности расписывал Исаакиевский собор и храм Христа Спасителя.
АЛЕКСАНДР АНДРЕЕВИЧ ИВАНОВ (1806–1858)
Будущий автор «Явления Христа народу» прибыл в Италию 24-летним молодым человеком, выигравшим пенсионерскую поездку. В этих теплых краях он остался почти на всю свою жизнь, постоянно сопротивляясь приказам о возвращении. Больше 20 лет он упорно писал свое полотно, жил замкнуто, вел себя мрачно.
Среди русской диаспоры циркулировали слухи о его душевном нездоровье. Гоголь писал: «Угодно было некоторым провозгласить его сумасшедшим и распустить этот слух таким образом, чтобы он собственными ушами на всяком шагу мог его слышать». Друзья художника защищали его, утверждали, что это клевета. Например, граф Федор Толстой сообщал в своем рапорте, что художник Лев Киль после приезда императора в Италию «употребил все интриги, чтоб не допустить государя по мастерским наших художников, а особливо Иванова не терпит и выставляет сумасшедшим мистиком и успел уже надуть это в уши Орлова, Адлерберга и нашего посланника, с которым до гадости подличает, как везде и у всех».
Однако поведение Иванова ясно свидетельствует, что эти слухи все-таки имели под собой почву. Так, Александр Тургенев описал гнетущую сцену, когда вместе с Василием Боткиным они позвали как-то художника на обед:
«— Нет-с, нет-с, — твердил он, всё более бледнея и теряясь. — Я не пойду; там меня отравят. <…> Лицо Иванова приняло странное выражение, глаза его блуждали...
Мы с Боткиным переглянулись; ощущение невольного ужаса шевельнулось в нас обоих. <…>
— Вы итальянцев еще не знаете; это ужасный народ-с, и на это преловкие-с. Возьмет да из-за бортища фрака — вот эдаким манером щепотку бросит... и никто не заметит! Да меня везде отравливали, куда я ни ездил».
Иванов явно страдал манией преследования. Биограф художника Анна Цомакион пишет, что свойственная ему и раньше мнительность постепенно разрослась до угрожающих размеров: боясь отравы, он избегал обедать не только в ресторанах, но и у знакомых. Иванов готовил себе сам, брал воду из фонтана и порой питался одним хлебом и яйцами. Частые жестокие боли в желудке, причины которых он не знал, внушали ему уверенность в том, что кому-то периодически удается подсыпать ему яд.
АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ТЫРАНОВ (1808–1859)
Бывший иконописец, которого подобрал Венецианов и научил реалистической живописи, позже поступил в Академию художеств и получил золотую медаль. Из пенсионерской поездки в Италию он вернулся в 1843 году на грани нервного срыва, как говорят — из-за несчастной любви к итальянке-натурщице. И на следующий год попал в петербургскую психиатрическую больницу. Там его сумели привести в относительный порядок. Следующие несколько лет он провел на родине, в Бежецке, а потом снова работал в Петербурге. Скончался Тыранов от туберкулеза в 51 год.
ПИМЕН НИКИТИЧ ОРЛОВ (1812–1865)
Любители русского искусства XIX века помнят Пимена Орлова как неплохого портретиста, работавшего в манере Брюллова. Он успешно закончил Академию художеств и выиграл пенсионерскую поездку в Италию, куда и уехал в 1841 году. Ему неоднократно приказывали вернуться на родину, но Орлову прекрасно жилось в Риме. В 1862 году 50-летний Орлов, к тому моменту академик портретной живописи, заболел нервным расстройством. Русская миссия устроила его в лечебницу для душевнобольных в Риме. Через три года он умер в Риме.
АЛЕКСЕЙ ФИЛИППОВИЧ ЧЕРНЫШЕВ (1824–1863)
В 29 лет этот выходец из «солдатских детей» получил Большую золотую медаль и отправился на пенсию Академии художеств в Италию. Там проявились первые симптомы его болезни, которую в XIX веке называли размягчением мозга. Его нервное расстройство сопровождалось болезнью глаз, ревматическими болями, ухудшением зрения и, конечно, депрессией. Чернышев пытался лечиться в Австрии, Франции и Швейцарии, но положение его только ухудшалось. Через семь лет после отъезда он вернулся в Россию, причем его успехи все-таки были так велики, что Чернышев получил звание академика. Но деградация продолжалась, и в итоге его поместили в заведение Штейна для душевнобольных, где он умер через три года после возвращения в 39-летнем возрасте.
С другой стороны, конечно, эту выборку можно считать безосновательной - ибо Рим и Италия были меккой для русских живописцев ( что само по себе интересно, поскольку и в Англии и во Франции - не говоря уже про Германию - было много у кого поучиться и чему) , и там были чуть ли не все, и что часть из них сошла с ума во время приобщения к оккультной католической художественности , можно объяснить статистикой.
Впрочем, другие странности художественной богемы 19 века тоже связаны почти все с Италией (например, знаменитая ванна "Всадницы" Брюллова , которая вся была из розового камня и даже стекла были розовые, так что у Александра Сергеича через две минуты в глазах позеленело).
Journal information