- Куда мы едем? - Спросил я , поглядывая из быстро мчащегося вагона метро на пролетающие мимо нас пейзажи темнеющего подмосковья.
- Поговорить с тем, кто нашел о.N. Он мог видеть запретителя. Если мы правы, то найдем его быстрее митрополита.
Я помолчал.
- Владыка... ээээ...а как мы его найдем?
- Все просто. По такси.
- Такси? Там было такси?
- Вся окрестная грязь вокруг заброшенного храма была испещрена следами широких шин двойной ширины. Прибавив туда снесенный к черту столб и перевернутую лавочку, мы делаем простой логичный вывод, что это было дагестанское такси с Ярославского вокзала.
- Простой и логичный?! - Взорвался я.
- О. Иоанникий, - покачал головой викарий.- Когда же вы начнете делать выводы? Во-первых, очевидно же, что водитель пытался развернуться. Поскольку там все в следах от шин, очевидно что с первой попытки ему это сделать не удалось. Почему? Очень просто, потому что ночью при полностью тонированной, включая лобовое стекло, машине, это можно сделать только ориентируясь по звукам ударов о препятствия и крикам пешеходов. Во-вторых, на каждой полоске протектора было написано "Слава Дагистану!". В третьих , у него в машине играла любимая песня бомбилы "Мох-мох яс".
Я резко повернулся к нему , и глядя в его добрые умные глаза , раздельно произнес:
- Владыко. НЕЛЬЗЯ.СПУСТЯ.ДВА.ДНЯ. ПО СЛЕДАМ. ОПРЕДЕЛИТЬ. КАКАЯ. В. МАШИНЕ.ИГРАЛА. МУЗЫКА.
Викарий вздохнул, пожал плечами и скрылся за разворотом своего любимого "ЖМП".
- Чтобы вы знали...- донесся его голос из-за журнала.- ...При мощности звука больше двух гигаватт грязь начинает собираться в минимумах резонирующих стоячих волн и образует характерный рисунок, который специфичен для каждой песни - или как сейчас говорят- трека. Своего рода отпечаток пальцев для музыки. Я в свое время проанализировал более тысячи образцов и даже написал по этому поводу монографию. Так что для меня отличить "Мох-мох яс" от "бакьал тураяб гІанхвараялъ " так же просто ,как вам - Апостол от общей Минеи. Поскольку каждая песня является своеобразной визитной карточкой таксиста с далеких гор, то установить по ней хозяина автомашины - дело тривиальное.
Я был изумлен и ошарашен.
- Но... как вы узнали, что неизвестный - архиерей-иностранец?
- Очень просто. Ехать их Москвы в Хотьково на дагестанском такси может только человек, бесконечно далекий от российских жизненных реалий
- Хм. А как вы узнали о том, что он худощавого телосложения?
- По тому факту, что он поместился на заднем сидении с двумя креслами.
- С двумя креслами?
- Надеюсь, хоть свежие отпечатки восьми ножек на паласном ковре в алтаре вы заметили? Как и отсутствие кресел? Очевидно, что неизвестный приехал с двумя креслами, с ними же и уехал.
- А насморк?
- Мы знаем, что архиерей не подвергся воздействию софринского ладана. Приобретенную стойкость мы сразу отвергаем, зная, что он - иностранец. Вариант с противогазом тоже отпадает, поскольку пока он его надевал бы, о.N. успел бы отреагировать. Остается единственный и самый простой вариант. Насморк.
- Как все просто!- невольно воскликнул я. - А камилавка? При чем тут камилавка? Если она не о.N. и явно не архиерейская, то... тогда она - таксиста! - Радостно воскликнул я и замер, пораженный своей неожиданной догадкой.
Владыка Василий сложил журнал и с грустью посмотрел на меня.
- Нет, о. Иоанникий.Хотя камилавка как раз самое интересное в этой истории.
С этими словами викарий вытащил из полиэтиленового пакета знакомую нам камилавку и принялся ее изучать через лупу.
- Владыка Василий...- Неуверенно сказал я.- Вы ... вы что, ее стащили? Это же вещественное доказательство! Улика!
И столкнулся с ласковым упреком в его глазах.
- Что значит "стащили"?! - мягко спросил викарий.- Я себя ею наградил.
Метро наше тем временем уже пробиралось по бесконечным убогим улочкам и мрачным переулкам, пока не остановилось у самого мрачного и унылого.
- "Станция Ярославский Вокзал." - Сказал голос Святейшего и добавил: "Для нас, собравшихся на этом вокзале, очевидно, что пределы его — это не только географические или топографические границы. Вне всякого сомнения, понятие границ вокзала наполнено духовным смыслом. Оно включает в себя, прежде всего, нравственные границы, нравственные пределы, за которые мы не можем и не должны отступать."
Мы с владыкой благоговейно выслушали эти слова,перекрестились и вышли из вагона. "Тесный проход привел нас в четырехугольный, вымощенный плитняком двор, окруженный грязными лачугами. Мы протолкались сквозь гурьбу замурзанных ребятишек и, ныряя под веревки с
линялым бельем, добрались до номера 46."
- О. Иоанникий! Хватит читать Конан Дойла на айфоне!- меня отрезвил резкий оклик владыки. Я вздрогнул, спрятал телефон и прибавил шаг, поспевая за епископом. Тесный проход привел нас в четырехугольный, вымощенный плитняком двор, окруженный грязными трехэтажными лачугами. Мы протолкались сквозь гурьбу замурзанных ребятишек и, перепрыгивая через цепи и ряды пластмассовых шипов, добрались до такси с номером 46. Из приоткрытой двери неслась зажигательная "Мох-мох яс".
- А?- В полуоткрытой двери показалась кучерявая голова.- Тэбэ куды?
Владыка достал тысячную купюру и показал таксисту.
- А! До Казанского! Садыс, дарагой!
- Нет! Нам нужно кое что у вас узнать!- Пытался перекричать динамики викарий.- Вы ездили два дня назад в Хотьково?
- Садыс, дарагой! - Ответил таксист, не отрывая глаз от денег.
- Владыко, спрячьте деньги. - прошептал я. - Он пока их видет, других слов сказать не может.
Викарий подумал и достал из рукава пятитысячную купюру.
- Ааа!- Выражение глаз джигита изменилось.- Ты нэ до Казанскова! Сразу гавары, дарагой, зачэм вакруг ходышь?
Шофер полез в бардачок и вытащил оттуда грязный пистолет. Плюнув на него и протерев куском пассажирского кресла, он с детской доверчивостью протянул его владыке.
- Нет, нам нужно узнать, кого вы возили два дня назад в Хотьково!
К счастью , в это время "Мох-мох яс" переводил дыхание перед следующим заходом и звук слов достиг джигита. Который вдруг стал лихорадочно вертеть ручкой стеклоподъемника.
- Нэ вазыл я ныкого! - глухо рявкнул он из салона - Пшёл вон, мусор!
Викарий задумчиво пригладил бородку, глядя в зеркальное окно , потом полез в карман подрясника и достал откуда-то из окрестностей левой коленки большую круглую печать. Из другого кармана он извлек мятую бумажку и принялся что-то быстро писать. Строки выпрыгивали и ложились на бумагу , подчиняясь бешенному ритму "Мохмохяса". Дохнув на печать и шлепнув ею по бумажке, владыка с удовлетворением еще раз полюбовался ею и постучал в стекло. Оно отъехало на узкую щель.
- Чё надо? - в голосе джигита была издевка и презрение.
Владыка не ответил, он просунул в щель только что написанную бумажку.
Прошло где-то с полминуты. Потом дверца "жигулей" открылась так стремительно, что я еле успел отскочить. Джигит вытянулся по струнке и чистым русским языком без малейшего акцента начал:
- Дорогой Владыка! Мы рады, что вы нашли время среди многочисленных трудов, направленных на душепопечение и строительство вверенной вам епархии, чтобы посетить наш скромный , но любящий вас всем сердцем приход. Примите эти хлеб и соль ( джигит с поясным поклоном передал владыке Василию хачапури, завернутый в кожаную куртку) в знак этой неизменной и нелицемерной любви!
Я мельком взглянул в сторону и увидел в отражении стекла свои выпученные от изумления глаза и отвисшую челюсть. Еще спустя мгновение я осознал, что это не зеркало, а лицо джигита.
- А еще... - джигит оглянулся по сторонам, затем потянулся к уху владыки и стал ему что-то нашептывать. Мне удалось разобрать только "вчера", "неблагоговейно" и "непослушание". Владыка благосклонно кивал и делал пометки на отрывном календаре. Наконец, джигит закончил шептать и в ужасе забился обратно в машину.
- Что вы с ним сделали?! - я наконец обрел дар речи.
- А. Ничего особенного. Я конечно, не знаю , что это за архиерей-иностранец, но я только что назначил раба Божия Махмуда ключарем в его кафедральный собор. А дальше уже непреодолимая сила природы.
Возвращались мы в полном молчании. Уже дома, когда мы сели пить чай, я рискнул спросить владыку:
- Владыка, а что он вам рассказал?
- нечто, представляющее определенный интерес. Ложитесь ка сегодня спать пораньше , о.Иоанникий, у нас завтра будет одно интересное и важное дело.
Journal information